Мария заметила его и улыбнулась, но тут же нахмурилась, недоумевая, что он здесь делает, если она через двадцать минут должна была прийти к нему. И ему, конечно, не удалось скрыть от нее тревогу.

— Что случилось? — спросила она.

Тут он увидел сидящих за одним из столиков Ниастаса и Джазмин. Джаз кормила грудью их четырехмесячного малыша. Горацио захотелось зажмуриться и заплакать. Ниастас вместе с Мартином налаживал перерабатывающие устройства обменника; они с Джаз внесли огромный вклад в сообщество. Горацио в отчаянии возвел глаза к небесам.

— Горацио?

И Горацио принял решение.

«Она убьет меня, но что я еще могу сделать…»

— Идемте со мной, — сказал он всем троим. — Без вопросов. Повторять не буду.

Он прислонил велосипед к столу и развернулся, двинувшись к двери, в которую только что вошел. Теперь все зависело от них.

А он видел перед собой только лицо Гвендолин с неодобрительно поджатыми губами.

«Вселенная — чистый холст, — сказала она ему как–то. — Ей не присуще добро — есть только то, что ты на этом холсте напишешь».

Что ж, это ведь можно считать добрым делом.

Мария догнала его, когда он открыл дверь, схватила за руку:

— Что происходит?

— Мы уходим. Пожалуйста, ни о чем не спрашивай. Просто доверься мне, ладно?

— Уходим? — воскликнула Джаз. — Куда уходим?

Ниастас взял ее за руку, не отрывая глаз от Горацио.

— Просто иди.

— Но…

— Идем, — настойчиво повторил Горацио.

Они подошли к задней двери старого склада. Горацио снова помахал ремонтникам, колдующим над протекающим коллектором, чувствуя себя дерьмово. Он не мог представить реакции Гвендолин, когда она увидит, что он привел с собой этих людей. Молодая парочка с ребенком, ладно, она посмеется над ним, сентиментальным старым дураком. Что правда. Но Мария? Что будет после того, как они покинут планету? Пожмут друг другу руки и он пожелает ей доброго пути? «Скорее всего, Гвендолин вышвырнет меня из ближайшего шлюза. Но она сказала, что я могу привести кого–нибудь. Пошутила? Черт!» Но дело уже сделано.

Дверь закрылась, оставив их на раскрошенном асфальте запущенной неосвещенной улицы. Только теперь Горацио сообразил, что по пути сюда он целиком и полностью полагался на велосипедную фару. А велосипед он оставил как непрактичный, и…

— Черт.

Обычно он так хорошо все продумывал. Альтэго активировал функцию усиления света в линзах, и дорога стала чуть–чуть четче, только по поверхности заплясали синие крапины статических помех.

— Эй, — спокойно сказала Мария и обняла его за талию. — Не хочешь сказать нам, что происходит?

— Нам надо идти, — ответил он. — Ко мне. Первым делом.

— Зачем? — спросила Джаз.

— Есть выход. Отсюда. И я думаю, мы…

На линзы выплеснулась иконка Гвендолин — с маркировкой экстренной ситуации. От одного ее вида Горацио пробрал озноб.

— Да?

— О боже, Горацио, — выкрикнула Гвендолин. — Они на орбите!

— Что?

— Оликсы! Над Землей только что открылись червоточины; они в пяти тысячах километров. Орбитальные сенсоры даже не засекли корабли–носители, идущие через систему Сол. Корабли Решения летят, как чертова чумная саранча! Первые уже в верхних слоях атмосферы.

— Ну ни хрена себе! — охнул он и потрясенно вскинул глаза. Мутный щит изгибался над городом, обыденный и неизменный. Неестественно плотный воздух превратил лунный серп в размытое мерцание на востоке над Дартфордом.

— Они пришли за всеми нами, — сказала Гвендолин слабым от страха голосом. — Червоточины открылись у Дельты Павлина и восемьдесят второй Эридана, щит над столицей Эты Кассиопеи уже отказал. И — о господи! — Рангвлад пал.

— Пал?

— Да, мы потеряли все межзвездные портальные связи с Бетой Гидры. Нам надо уходить, Горацио. Немедленно. Пасобла начинает обратный отсчет. Я не могу остановить этого. Даже Энсли не может.

— Энсли?

— Да, он был здесь на какой–то сверхсекретной конференции с Эмильей. Теперь ему придется отправиться с нами; пути назад на Нашуа больше нет. Ради любви Господа, Горацио, открой портал!

— Я уже иду. Буду через пять минут.

— Черт, Восемьдесят вторую Эридана только что отрезало. Поторопись!

Он посмотрел на остальных:

— Оликсы здесь. У меня есть выход с планеты. Я могу взять вас четверых. Только сейчас или никогда. Вы идете?

— Да. — Ниастас забрал у дрожащей Джаз младенца. — Мы бежим?

— Черт возьми, да.

И едва Горацио это произнес, скудное городское освещение вырубились. Погасли фонари, погасли огни в тех домах, где не запаслись аккумуляторами. Позади них замолчала общественная «биржа», только громко гудели, полязгивая, разбалансированные насосы, беспорядочно вертясь при аварийной остановке.

— Христос на костылях, — выдохнула Мария. — Ты не шутишь, правда?

— Нет. Идем.

Он трусцой побежал в сторону Кертис–стрит. Остальные не отставали, так что он ускорил темп. Впереди послышались голоса, люди в стоящих стенка к стенке домах перекрикивались, что–то спрашивали друг у друга. Раздергивались шторы, и из окон квартир, где лампы питались от аккумуляторов, лился свет. Люди прижимались к стеклам, силясь разглядеть, что происходит.

А потом и без того не слишком надежная лондонская сеть рухнула.

Это было глупо, но Горацио опять посмотрел вверх, словно взывая к древним богам. Высоко над головой небеса раскалывались под ударами несчетных молний. Горацио прищурился от бешеного сияния. В самом центре огненной патины что–то двигалось — что–то темно–серое, овальное, неуклонно растущее. Зигзаги молний, бьющие из этой серости, без устали вонзались в щит, сливались воедино, создавая ширящееся зазубренное полотнище. Кошмарная энергия, излучаемая огромным инопланетным кораблем, озарила все, как будто снова вернулся день.

— Это… — прошептала Мария.

— Да.

Горацио невольно притормозил, взирая на страшное представление, но теперь он снова рванул вперед, через Кертис–стрит.

Всего несколько сотен метров. Пожалуйста!

Свет внезапно изменился, сделавшись резким, тревожно–лиловым. А Горацио уже надеялся, что никогда больше этого не увидит. Дьявольское небо. Огромные участки щита начинали флюоресцировать, когда в них врезались выпущенные кораблем лучи. Свет был более ярким, чем во времена Блиц-2, — и становился все ярче.

Горацио знал, что щит долго не продержится.

Джаз тихо скулила. Они с Ниастасом брели вместе, спотыкаясь, заслоняя глаза от ярящейся в вышине световой бури. Горацио вспомнил, что девочке всего девятнадцать; Блиц-2 закончился еще до ее рождения. Так что рассказы своих родителей она, наверное, слушала со здоровым подростковым скептицизмом и скукой. «Нам, молодым, тяжело было, а вам, дети, сейчас куда легче». И вот теперь реальность обрушилась на все ее чувства с неведомой ей раньше жестокостью.

Он повернулся к ней:

— Всё в порядке. Пять минут, и мы уберемся отсюда. Только держись, ладно?

Она лихорадочно закивала, вцепившись в Ниастаса, свою единственную опору в бушующем вокруг шторме.

Свет дьявольского неба вдруг исчез — и Горацио скрутила дикая паника, словно кипящий адреналин захлестнул мозг. Для этого может быть лишь одна причина. Он едва осмелился взглянуть вверх, но…

В воздухе витал привкус неизбежного. Не было ни ветра, ни сквознячка, но грудь невыносимо сжимало предчувствие. А потом он увидел, увидел то, что двигалось в небе, — темный столб, похожий на смерч, только разбитый на сегменты. Он летел быстро, как самолет, поднявшись уже на несколько километров. Горацио застыл, ошеломленный. Столб венчало искореженное здание размером побольше общественного центра, оставшегося позади, оно вращалось, взбираясь все выше и выше, роняя куски стен, панельная кровля проминалась и рассыпалась на части. Ниже тянулся хвост обломков: дома поменьше, комья земли, даже стволы деревьев. Что–то, потянувшись с неба, подхватило и увлекло их.

Он понял, что это за здание, понял инстинктивно. Генератор щита. Корабль Решения каким–то образом изменил гравитацию и вырвал с корнями единственную защиту города. Горацио обернулся и увидел еще пару таких же столбов, уже достигших своего пика: обломки градом сыпались на землю.